Отдельную группу в творчестве художника Владимира Шандыбы составляют произведения поставангардного направлении. Используя термины современного искусствоведения, художник изобрел “гибрид украинской живописности и московской склонности к насмешке”. Это влияние так называемых “Митьков” с их стебом, провокативностью сюжетных ходов, органическое сочетание живописно- пластического и концептуального начал. Содержание этих работ - социокультурные аспекты действительности, драматические моменты человеческих отношений, философские притчи. Работы художника, поражают повышенной насыщенностью своей изобразительно-неизобразительной материи. Она, как правило, состоит из эмоционально содержательных образов (фрагментов, обрывков, осколков), из причудливых фигур, которые странным образом в композиции, ее общем контексте, оказываются психически и психологически заряженными, наэлектризованными, наделенными своим настроением, переданным напряженной пульсацией форм, биением ритма, аккордами и сгустками цвета, достаточно активного и напряженного, пронзительного, иногда даже трагедийно-зловещего. Глубинная философия творчества Владимира Шандыби, некоторые ее аспекты, заставляют находить аналоги в некоторых принципах восточной, в частности, буддистской философии, с параллелизмом явлений, общности поисков человеческого духа: мир как вечная круговерть, “колесо бытия”, жизнь - страдание, порождает все живительное, отсюда - единство человека и животного, которые принимают участие в общей цепи перерождений и тот, кто сегодня является человеком, завтра может стать животным, и наоборот. Выполнение закона кармы, воздаяния за прошлые грехи в других сущностях существования можно почувствовать в работе “Машины желаний”, где сегодня рука взводит курок, может завтра стать жертвой, или очеловеченной “Чудо-Птицей” с “накладными” крыльями и хвостом, которая однако никогда не станет павой, игрушечными розовыми слонами, зачарованно “внемлют” гласа фантастического оратора-прорицателя на дереве.
Модернизированный “гоголевский” привкус демонологии, совмещенный с элементами “попсовой” культуры, авторское видение ментальных черт проявления украинского феномена - “Казак Мамай”, любимая работа художника, его творческое и авторское кредо. “Ведические” принципы устройства казачества как рыцарского ордена, воинственность не вступают в противоречие с другой сущностью этноментального кодекса национального феномена, То есть, “взял бы я бандуру, да и заиграл, что знал”, зажег трубку, привязал коня рядом, сел в позе лотоса, и под шум листвы и рокот бандуры погрузился в медитацию, и достиг нирваны. Владимир Шандыба подчеркивает еще и другое - экстрасенсорный дар казака, то надчеловеческие его проявления, что граничит с нечистой силой - “кто Я, откуда – никогда не узнаешь”, обозначенную горячим “адским” колоритом, в какой-то раскаленной субстанцией такого себе “казацкого чертяки” с соблазнительным теплым телом женщины, как спелый плод лежит на руках, а выражение “играть на струнах души” приобретает полиметафоричного содержания, как и искусствоведческие “мантры” на эту тему могут длиться бесконечно... Бесконечно много путешествуя и работая на пленере художник за много лет очистил свою палитру и достиг яркого и эмоционального колорита. Среди пейзажей нет “проходных”, обычных. Это всегда романтический взгляд, скорее всего, в прошлое. Яркие, звучные, они привлекают внимание эмоциональным содержанием изображаемого, легкостью техники исполнения, колористическими особенностями природы.
В поле зрения Владимира Шандыбы чаще всего попадают драматические моменты человеческих отношений. Провокативность художественного языка автора позволяет развернуть перед зрителем “анамнез” каждой личной психоистории с ее драмами, страхами (и своими собственными!). Именно такое личное обращение автора, открытое, эмоциональное, вызывает у зрителя эмоциональный отклик. Автор демонстрирует нам содержание своих “притч”, хотя кажется, эти своеобразные “матрицы” человеческого бытия наложились на судьбу и поведение каждого, о чем свидетельствует непосредственные эманации внутренних живописных импульсов и психологического содержаний, где авторская экспрессия проецируется на иконографические мотивы классического наследия. Как правило, такие работы имеют несколько “наслоений” - авторское, классика, первоначальное, а дальше - иррациональное, и наоборот. С одной стороны, человек не защищен от действия стихийных сил, рвущихся из недр его животной сущности, глубин подсознания. Они как бы “отключены” от его индивидуальных эмоций, они - участники своеобразного ритуала, обреченными судьбой и своим назначением на то или иное действо.
Горячий “музейный” колорит стереотипно всегда вызывает аллюзии с Рембрандтом, хотя, по определению специалистов, сочетание красно-коричневого и серо-зеленого является приоритетным в зрительном восприятии слобожанина. Внутреннее напряжение работ, что требует выхода, “разрывает” цветовые плоскости, контуры которых всегда размыты, они стекают подтеками, смешиваясь и сливаясь друг с другом, демонстрируя неподдельную энергетику колористического напряжения и спонтанность живописного жеста.
Романтизм XIX века (особенно немецкий в лице пейзажиста Каспара Фридриха) и экспрессионизм (Отто Дикса и Гросса) дали в творчестве Владимира Шандыбы неожиданный сплав - тяга к разным“монстрам” не завела художника в “дебри” эстетики антигармонии и антикрасоты. Скорее, это “мутанты” в непрерывном процессе преобразований и мутаций.
Заслуживает внимание, как мастер относится к культурным традициям и к собственной работе. Всегда серьезная, она обозначена подвижническим устремлениям служение искусству. Принцип “сделаности” картины, долговременная работа над ней, многочисленные “переписки” свидетельствуют о стремлении мастера дать ей бытие во времени, адресовать будущему.
Универсализм творчества, открытость и заинтересованность любой информацией, все время расширяют круг художественных интересов мастера, что делает его художественную личность неповторимой и уникальной.